Крылья, ноги... главное - хвост! [Книга третья] - Александра Лосева

- Ты больная, - убежденно произнес он, когда полуэльфка перестала пыхтеть и ворочаться. – Кликуша, твою мать. Значит, слушай меня внимательно. Я терпеливый, очень терпеливый, но надо, знаешь ли, и совесть иметь. Еще один звук – я тебя придушу, и стыдно мне не будет совершенно. Поняла?

- Умгум, - буркнула Иефа.

- Разговоры разговаривать ты у меня охоту отбила, так что распрощаемся. Сейчас я уйду, а ты будешь считать до ста. Как закончишь – встанешь и отправишься искать своих. Чего уж ты там наплетешь – дело твое, но бородачу вашему передай, что переговорщик из него хреноватый, и пусть он лучше… - шантажист длинно и витиевато выругался. – Запомнила? – полуэльфка снова энергично угумкнула. – Умница. Да, вот еще что. Без фокусов. Попытаешься за мной проследить – убью. На этот раз точно. Зверушку мою видела? Она за тобой приглядит, пока считать будешь. Все ясно?

- Ноги хоть развяжи, - попросила Иефа.

- Не прибедняйся, - фыркнул похититель и перерезал веревки. – Я ж не кровопийца какой. Все, красавица, считай.

- Раз, два, три, четыре, - послушно затянула Иефа, изо всех сил прислушиваясь к едва различимым шагам, быстро удаляющимся… куда? – Пять, черт бы его задрал, шесть, семь, восемь…

Зверушка была на месте. Зверушка беспокойно топорщила усы и нюхала воздух. Может, у него связь со своей лаской – или кто она там – такая же, как у Зулина со Зверем? Нет, ласка не похожа на фамильяра… Хотя, кто поручится, что фамильяры бывают только котами? Скорее, шантажист не похож на мага. В какую все-таки сторону он ушел? А главное – в какую сторону он нес свою стукнутую об дерево жертву?

Иефа слушала. Самое обидное, что даже от ненавистного природного слуха толку мало – шантажист словно растаял в воздухе.

- Двадцать семь, двадцать восемь, двадцать девять…

Иефе стало скучно лежать носом в листьях, и она осторожно перевернулась с живота на спину. Сколько же времени, интересно, прошло? Час? Два? Три? День? Год?

- Тридцать пять, тридцать шесть, тридцать семь…

Ищут или не ищут? Стив не бросил бы среди леса даже дубину, он не позволит партии уйти без барда. Значит, ищут. Что-то очень долго. Почему так долго?

- Пятьдесят три, пятьдесят четыре…

Солнечные лучики скакали по щекам, ласково перебирали листочки на макушке, и им, листочкам, - Иефа никак не могла назвать это волосами – становилось тепло и уютно, и они росли, изо всех своих клейких зеленых сил росли…

- Заснула?! – с веселым изумлением спросил шантажист и пощекотал ласку за ухом. – Чумовая девица! А эти, недоразумения ходячие, они хоть ищут ее?

Ласка смешно подвигала носом, переступила лапками и пару раз кивнула.

- Ого! – рассмеялся шантажист. – Ничего себе компания! Не соскучишься!

- Держи его, держи! Сзади заходи, под передние лапы не подставляйся! Да держи же, задница ты Мораддинова! Взбесился он, что ли!

- Что ты вцепился в этого мутанта, идиот! Отпусти, пусть бежит, куда хочет!

- Тебе, Зулин, Иефа яйца на уши намотает, когда узнает, что это из-за тебя ее совомедведь пропал! Вилка, хорош реветь! А, чтоб тебя! Клюется, зараза! Полпальца, стервец, отхватил начисто!

- Не мучайте ее, отпустите! Доверьтесь ее инстинктам!

- Кого – ее?!

- Совомедведиху!

- Так она – баба?!

- Она не баба, она самка!

- Ах ты ж стервь мохнатая, курица ощипанная! В лесу потеряешься, дура, нам твоя хозяйка жизни не даст!

- Стив, послушай Этну, отпусти…

- Зверь говорит, на поляне пусто – ни денег, ни Иефы.

- Следы драки есть?

- Явных – нет.

- А неявных?

- У меня кот, а не охотничья шавка!

- Отпустите Вилку, она может…

- Аааааа, сука! Лови, лови, Зул, да лови же ее! Уйдет!

- Ааронн, ты куда?!

- За ней, болван! Она выведет к хозяйке!

- Подождите меня, сволочи!

- Демон Баатора, если кто-то в этих краях еще не знал о нашем присутствии, то теперь…

Иефа была птицей. Тревога гнала ее все выше и выше, прочь от спасительного полога леса, в небо, под холодный осенний дождь, но даже это было лучше, чем просто сидеть на ветке и обмирать от всепоглощающего чувства опасности, от неведомой, но явной угрозы, идущей снизу, с земли. Тревога говорила о чем-то более страшном, чем вкрадчивая поступь лисы или нервный топоток куницы, иначе ничто не заставило бы ее бросить на произвол судьбы гнездо. И лису, и куницу можно обмануть, увести на безопасное расстояние, прикинуться раненой, жалобно пищать, волоча по земле беспомощное крыло и вспархивать – словно из последних сил – перед самой мордой зверя, разжигая в нем жадность и безрассудство…Этой опасности не было дела до гнезда.

Иефа тоскливо вскрикнула, не в силах пережить волну ужаса, забила крыльями, заметалась, и тогда в нее ударила молния. Но не сверху, из низких холодных туч, а снизу – с земли. Молния голубым силком оплела грудь и крылья, потащила за собой. Иефа снова закричала, на этот раз от боли. Мелькнули наполовину облетевшие ветки деревьев, странная молния швырнула полуослепшую дрожащую птицу на колени к человеку и пропала.

- От меня не так просто уйти, глупая, - сказал человек и провел пальцами по крылу, там, где молния сожгла перья и вспорола податливую плоть. Иефа оцепенела от боли и только широко разевала клюв, как голодный птенец. – Видишь, он так долго от меня прятался, так быстро бежал, так хитро заметал следы, а я все равно его убил. Я и тебя уже, кажется, почти убил. Прости, перестарался. Знаешь, я не голоден, твоя смерть мне ни к чему. Так уж тебе не повезло. Сама виновата. Чего переполошилась? У тебя здесь что – гнездо? – человек тихо засмеялся. – Знаешь, когда-то ужасно давно нянька умоляла меня съесть на завтрак перепелиных яиц, а я воротил нос и ныл, что хочу персиков. Смешно, правда?

Иефу начал трясти мелкий озноб. Казалось, что все тело превратилось в сплошную кровоточащую рану, и нет ничего – ни страха, ни желания выжить, ни беспокойства за кладку – только боль, полыхающая белым и голубым, невыносимая и бесконечная. Человек задумчиво перебирал слипшиеся от крови перья и молчал.

«Так не бывает, - подумала Иефа. – Я сплю. Но, боги, почему так больно?!»

- Ты мучаешься, - равнодушно произнес человек. – Самое обидное, что ты мучаешься напрасно – не выжить тебе, и все тут. Это очень несправедливо – когда очень долго боль, а потом сразу смерть, без всякой передышки. Ей тоже было очень больно. Очень долго и очень больно. Ее сожгли, почти как я тебя. Наверное, им тоже было наплевать…- человек зажмурился и глубоко вздохнул. – Знаешь, я мог бы сделать так, чтобы боль ушла. Но мне это неинтересно. Мне гораздо интересней другое – могу ли я сделать так, чтобы ты умерла, а потом вернулась? Но не тупой нежитью, а такой, какой была раньше, вчера или позавчера – глупой хлопотливой перепелкой, греющей яйца пуховым пузом…